Иван Домасевич родился в Минске, до семи лет жил в столице — в детском доме № 2, а в школу пошел в Вилейский интернат для детей с тяжелыми нарушениями речи. О своей семье Иван ничего не знает, мама отказалась от него в роддоме. Как напоминание об этом он хранит пожелтевшую от времени отказную расписку, c которой выпустился из интерната.
А в записке пояснение: «…Воспитывать двоих детей материально тяжело, врожденное уродство второго ребенка (волчья пасть, заячья губа. — Прим. редакции) может нанести моральный и психологический урон моей дочери, которой уже семь лет». Кроме этого, как зацепка адрес, по которому много лет живут другие люди, и израильский номер телефона мобильного оператора, который недействителен. Иван надеется, что после публикации его родственники найдутся и он им скажет: после 10 операций я стал таким, как и все.
«Злиться на человека, которого не знаешь, неправильно»
В государственной «однушке» в Каменной Горке супруги Иван и Екатерина Домасевичи воспитывают пятилетнего сына. Малыш сразу просится ко мне на руки — родители поясняют: он контактный, но не разговаривает… Задержка в развитии.
После окончания колледжа социальный педагог помогла Ивану собрать все документы и стать на очередь для получения социального жилья. Именно здесь пара и живет уже несколько лет.
— Наш сын Матвей родился в 34 недели, — присаживаемся с Иваном и его супругой на кухне, где он заранее подготовил папку документов «о себе». — Еще месяц сын был под наблюдением врачей — в инкубаторе. Все было хорошо, развивался, болтал. В семь месяцев осознанно говорил «папа». А потом вовсе перестал произносить слова…
— Первые два года он стоял на учете у неврологов — не мог становиться на ногу. А в три года нам поставили «задержку». Сейчас бесплатно выписывают лекарства как ребенку с 4 группой инвалидности.
Семейный бюджет семьи состоит из зарплаты грузчика в 700 рублей, пенсии по инвалидности и пособия по уходу за ребенком — 500 рублей. Но расходы на ребенка большие: памперсы, здоровое питание, развивающие игрушки.
— Однажды соседка присматривала за нашим сыном, — рассказывает Катя. — А потом спросила меня: «Чего вы не сдадите его в интернат? Ваня же вон вырос как-то!». Как я могу отдать своего родного человека? И как люди могут задавать такие вопросы? — женщина еле сдерживает слезы.
Ваня и Катя познакомились в «Белхудожкерамике»: он отрабатывал практику после двух колледжей техником-технологом, она работала глазуровщицей. Через год расписались, сейчас глава семьи трудится грузчиком в гипермаркете, а его жена ухаживает за ребенком.
— Эту отказную мне показали в пятом классе, — Иван показывает старый листочек бумаги, написанный от руки. — В тот период я стал все время спрашивать у социальных педагогов, почему ко многим родители приходят, а ко мне нет. И когда я увидел эти слова, узнал, что от меня отказались из-за внешних недостатков, стало не по себе.
Иван говорит, что в интернате с ним училось много ребят с похожими диагнозами: заячья губа, волчья пасть, но они были «домашними».
— Меня всегда смущало, что у ребят с таким же врожденным «уродством» была семья, — рассказывает Иван. — Приезжали сюда только за знаниями, как в школу, ночевать не оставались. Они «бубнили, а не говорили», как в народе говорят, но их любили. У меня сейчас речь поставлена, проблем с этим нет.
— В раннем детстве мне сделали более десяти операций — пытались выровнять губы и нос, сделать максимально красиво. Когда повзрослел, окружающие советовали отрастить усы и бороду. В таком случае мой шрам над губой был бы абсолютно незаметен. Но я решил, что такой стиль — не мое. Да и скрывать мне нечего…
— Не могу сказать, что я обижаюсь на маму, ведь я ее ни разу не видел. А испытывать ненависть, злость или, напротив, — любовь к человеку, с которым не знаком, неестественно и неправильно. Иногда задумываюсь: благодаря тому, что меня оставила мама, я побывал в других странах… И я не знаю, как прошло бы мое детство, сложись все иначе. Так что благодарен тому, что есть.
«Меня трижды пытались усыновить»
Как и большинство ребят из интерната, Ивана с первого класса отправляли на оздоровление в Италию — в семью:
— Итальянский знаю в совершенстве, — рассказывает Иван. — Жил в коммуне Санта-Лючия, в городе Кассино. После окончания школы была возможность остаться в Италии, но мне как-то ближе наш белорусский менталитет. Кстати, в фейсбуке мы до сих пор общаемся с той семьей, которая меня принимала. Выходим на связь по скайпу, переписываемся, они приглашают к себе в гости. Но пока останавливает финансовое положение и здоровье ребенка.
— Еще до поступления в школу меня трижды пытались усыновить, — Иван погружается в расплывчатые воспоминания детства. — В Минске, помню, жил недалеко от вокзала, слышал бой привокзальных часов. Но в той семье что-то не срослось, не оставили они меня.
А вот с американской семьей все уже было серьезнее, они приехали ко мне, готовили документы. Привезли подарки, которых еще не было в нашей стране, и два альбома фотографий своей большой семьи. Мне показывали, где я буду жить, в какую школу ходить. Помню, привезли компьютеризированную игрушку типа планшета. На ней нужно было рисовать специальной ручкой — и ею же стирать.
Но когда подошло время переезда в Америку, ничего так и не произошло. Точнее, меня просто перевезли из Минска в Вилейку — в другую школу. Помню свое большое разочарование.
После 10 классов Иван поступил в Вилейский государственный колледж, где получил профессию столяра, а позже уехал в Витебск повышать квалификацию.
«Возможно, моя мама живет в Израиле»
Когда Иван учился в колледже, социальные педагоги пытались помочь своему студенту разыскать маму. На отказной расписке из роддома был указан минский адрес проживания молодой роженицы.
— Я ездил по тому адресу, — вздыхает Иван. — Очень волновался, все-таки не каждый день с тобой происходят такие встречи. Но оказалось, что по тому адресу много лет живет другая семья — им предыдущие жильцы продали квартиру. Тогда мы пошли в архив, хотели узнать, на какой адрес выписалась моя мама, но и об этом история умалчивает.
Все, что удалось разузнать: женщина, которая потенциально могла быть моей матерью, вроде бы переехала в Израиль со своим отцом. Телефоны, которые я разыскал, оказались недоступны — видимо, они изначально были записаны с ошибкой. А вот одинаковые коды в них принадлежат Верхнему Назарету, городу Нацрат Илит. Возможно, именно там и живет моя мама.
«Ищу ее, чтобы просто познакомиться»
Иван уверяет, что встреча с мамой и родственниками поможет ему понять, кто он есть и кто подарил ему жизнь.
— Жить, не зная свое генеалогическое древо, сложно. Все, что я хочу, просто посмотреть человеку в глаза, увидеть, как она выглядит. Всю жизнь живешь и не знаешь, почему так сложилось.
— Простили ли вы свою мать?
— У меня нет такого. Нет вообще никаких эмоций и чувств. Огромная обида была у ребят, которых бросили родители уже в сознательном возрасте, а я ее ни разу не видел. Но хочу увидеть! И узнать, кто мой отец и где он.
Артем Головий, директор проекта наставничества для детей-сирот «Нити дружбы» сам пережил расставание с отцом в малолетнем возрасте, позже — долгожданную встречу с ним и смерть мамы. Артем уверяет, что каждый ребенок-сирота живет в состоянии вопросов без ответа. Поэтому встреча с родителями важна для них в любом возрасте:
— У Ивана есть вопросы к своей маме, — Артем объясняет желание Ивана разыскать своих родителей и родственников. — Парню пришлось пройти через трудные испытания, пережить разные чувства, и ему необходима эта встреча.
В нашем проекте мы работаем и с ребятами, которых оставили в роддоме. Как правило, свои чувства сироты не выставляют напоказ, они закрыты в проявлении эмоций. Они не научены раскрывать боль своего сердца, да и некому им раскрываться.
Из своей практики отмечу, что в глубине своего сердца социальные сироты в интернатах все равно любят своих родителей и ждут их, готовы простить. Но чем старше они становятся, тем сложнее это сделать. И внутри растет обида из-за неиспользованного родителями шанса.
— Как часто дети из детских домов пытаются найти свои корни?
— Очень часто, но не всегда. Ведь полученная информация о родителях не возвращает им маму и папу. Дети вырастают, а многие взрослые так и не выходят из того состояния, которое стало причиной изъятия детей из семьи и лишения родительских прав — алкоголизма. И эта встреча может стать еще большим разочарованием в жизни взрослой сироты, чем сам факт отсутствия семьи. Но бывают и уникальные благополучные истории, когда семья воссоединяется и начинает общаться как родные люди.
published on according to the materials
Комментарии (0)