- Но, Зинаида Петровна! Мне же сам Олег Палыч подписал! – Едва не рыдал от отчаянья зав отделом маркетинга.
- Вот пусть Олег Палыч и выдает, а в кассе денег нет! – Бухгалтерша гневно захлопнула окошко выдачи, и оппонент прочел, болтающуюся на дверце табличку «Ушла в банк».
- Вот анаконда африканская, - прошипел он, потирая лысину, - чтоб тебя черти взяли, - и поплелся по коридору прочь.
Зинаида Петровна тем временем злобно покосилась на стену, из-за которой доносились проклятья зав отделом и не подозревающего о таком коварстве акустики.
- Шиш тебе, а не аванс! – Зинаида Петровна скрутила пухлыми пальцами жирный кукиш, ткнула им в закрытую дверцу и, продолжая возмущенно ворчать, полезла в стол за вязанием.
Чай как раз остыл до нужной температуры, а печенье в корзиночке так соблазнительно пахло сдобой, что Зинаида Петровна решила совместить. Вывязывая ажурную шапочку для внучки, она с удовольствием отпивала чай с бергамотом из чашки с вишенками - пошлой шутки сотрудников, на юбилей втюхнувших имениннице сервиз в вишенку, мол, 55 - баба ягодка опять. Абсолютный его близнец, только в клубничку, лежал дома на антресоли, когда-то ей было сорок пять и снова в рифму. Она закусывала печеньицем и напрочь игнорировала временами настойчивые, а временами робкие и нерешительные постукивания в окошко.
«Ничего! – думала «ягодка опять», - будут знать! Уважать. Понимать, кто тут кому голова, а то ишь!» - она по привычке хмурилась и бормотала под нос оскорбительные эпитеты. Бухгалтер с тридцатилетним стажем, уж она знала, как заставить себя уважать, а то, что никто ее за это не собирался любить, так это давно привычно. И что на пенсию пора, так это пусть выкусят! Она еще ого-го! Раньше они все на пенсию отправятся, чем избавятся от нее. Да на ней весь финансовый отдел держится! Да без нее вся компания, да в одночасье, да с землей…
Отрадные мысли прервало неожиданное: дверь в кабинет самым бесцеремонным манером распахнулась и в помещение без стука и разрешения ввалился какой-то наглый тип в плаще и широкополой шляпе, надвинутой на глаза.
- Эт-то что такое? – Задохнулась возмущением хозяйка территории, быстро засовывая вязание под стол, - закрыто! Обед! Учет! Я в банк уехала! – Привычно переходя на крик, взвыла Зинаида Петровна, - немедленно вон, а то ишь!
Незнакомец тем временем спокойно закрыл за собой дверь и бесцеремонно оборвал ее речь:
- Цыц, старая, - подбородок дернулся вверх, из-под шляпы показался острый, крючковатый нос, и бухгалтерша так и замерла с открытым ртом, утонув в ярко-оранжевых глазах с вертикальным зрачком. – Ну чего ты разоралась, а? Вас тут субординации не учат что ли? Не поздоровалась, тыкает незнакомому… хм, будем считать, человеку, и туда же – вон! Ишь! – Глумливо передразнил старуху черт, стаскивая с рогатой головы шляпу и швыряя ее на стол поверх корзинки с печеньем, - Ну? – поднял черные брови на красном лице посланец ада, - чаю не предложишь? Не ближний свет сюда добираться было. Да и удовольствие от общения… сомнительное.
И тут Зинаида Петровна опомнилась, набрав полную грудь воздуха, она издала протяжный, трубный вопль и метнулась к двери. Черт мученически заломил брови и, достав из кармана брелок от автомобильной сигнализации, надавил острым когтем на кнопочку. Бухгалтерша против воли издала два громких «пип», дважды моргнула, а вопль оборвался, хоть она и продолжала тужиться, разинув рот, бессильно выдыхать и краснеть от натуги. Ни одного звука не доносилось из ее рта. Дверь же оказалась заперта, причем снаружи.
Все, подумала она, шизофрения, и решила упасть в обморок. Глаза ее закатились, она охнула и начала съезжать вниз по двери.
Черт скептически присел на столешницу и молча понаблюдал за спектаклем. Бухгалтерша сползла до пола, закрыла глаза и затихла. Черт молчал, Зинаида Петровна лежала. Прошла минута.
- Короче, хорош притворяться, я все вижу, - возмутился рогатый, обнаружив, что собеседница пытается проверить, не исчезло ли виденье, приоткрыв один глаз. – Впрочем, если тебе так удобней, то валяйся на здоровье, техничка вчера все равно полы здесь не мыла.
На лбу Зинаиды Петровны собрались страдальческие морщины, но она стойко продолжала ожидать, когда же морок развеется и она придет в себя. Как учила литература, галлюцинации лучше всего проходили после обморока, а стоя пребывать без сознания было не солидно.
- Как угодно, - вздохнул черт и нагло отпил чай из чашки с вишенками, - я вообще-то по делу, - он принялся копаться в карманах, пока не извлек из недр плаща блокнот на пружине. Пальцы проворно пролистали несколько сотен страниц и безошибочно остановились на одной из них, - ага, вот! Зинаида Петровна Шнур, пятидесяти семи лет. Она самая! – Удовлетворенно хмыкнуло исчадье, увидев, как дернулась обморочная, - ага, вот и вердикт – препроводить в ад для осуществления возмездных мероприятий. На пытки, короче. – Он захлопнул блокнот и сунул обратно в плащ.
С последними словами бухгалтерша встрепенулась, открыла глаза, завозилась, заговорила что-то с чувством, только вот беда, по-прежнему ни звука не доносилось из ее горла.
- Тьфу, ё-моё! – сплюнул черт и нажал на брелке другую кнопку.
- Пип… и посты, и причастия, свечки ставила, молилась за спасение души и в ад? Да за что? Да почему? Не может этого быть! Ошибка! – Задыхаясь от возбуждения и страха, жертва трещала словно пневматический молоток, - да я всю жизнь на благо… не жалея себя, в поте лица, а вы… а они… почему? Я протестую! Я жаловаться буду!
- Сейчас опять выключу! – Грозно предупредил краснорожий нахал и допил чай, - Правила есть правила. А они гласят: если какому-то человеку десять тысяч раз пожелают, чтобы его черти побрали, ну или вроде того, то душа его автоматически прописывается по моему ведомству, и я вступаю в права владения. Ясно?
- Что? Да как? ДА КТО ПОСМЕЛ!? – Взвыла Зинаида Петровна, понимая, что белый свет на глазах уплывает у нее из рук, да еще и по вине каких-то проклинателей.
- Не, ну странные нынче бухгалтера пошли, - всплеснул руками черт, - и я еще буду рассказывать, кто тебе, дорогая душа, зла желал? Да у меня весь ад доверху забит бухгалтерами! Больше только политиков и юристов! А не ты ли, раба божия Зинаида, злословила, сплетничала, творила препятствия всюду, где силенок хватало? Не по твоей ли вине уволили сотрудницу Мещерскую, а у нее больная мать и ты знала! А с ней еще Савченко, Попова, Конева, Рыжову… продолжать? Кто по желанию левой пятки задерживал зарплату, волокитствовал с выдачей авансов, скандалил и довел до сердечного приступа сотрудника Грумова? Кто развел собственную дочь с ее мужем? Кто её в могилу вогнал? Кто молодым проходу не дает, из зависти подсиживает, на пенсию не выходит, чужое место занимает? Может быть я? – тут черт смутился, - ну я правда по мелочам не размениваюсь, - пробормотал он и продолжил, - так что получи, распишись, закономерный итог: никто на всем белом свете тебя не любит, все зла желают, все ненавидят, никому-то ты не нужна, пропащая душа, так что собирайся, поехали, мне некогда. Вас кровопивцев тысячи, а я дежурный по душам один.
И тут Зинаиде Петровне стало дурно и по-настоящему страшно! Как упала она на колени, как зарыдала по-бабьи искренне, как вцепилась в седые волосы, заголосила:
- А как же Анечкааа, кровиночка, как же она-то без меняаа? Одна я у неёооо! Пропадет, сгиииинееееет! – Голосила старая бухгалтерша, обливаясь слезами перед хвостатым исчадьем, - да ее-то за что дитятко малое наказывааааать?
Черт мученически поморщился:
- Еще каяться начни, - фыркнул он, - когда людям вредила, о нем думала? Аааа, считала, с рук все сойдет? А вот шиш! – Гость, явно издеваясь, скрутил собеседнице кукиш.
- Но как же? Можно же? Покаяться, перед смертью, отпущение получить, я же православная, отче наш, иже еси…
- ЦЫЦ! – Рявкнул черт, - испепелю! – В миг как-то постаревшая Зинаида Петровна примолкла и, продолжая тихо плакать, простонала:
- Завещание позволь написать, квартиру внучке отписать, налетят стервятники, растащат, ничего малышке не достанется, пропадет… - достав из кармана платок, она вытирала горючие слезы с морщинистых щек, умоляюще глядя на черта.
- Чтоб тебя… - прошипел тот и стукнул кулаком по столу, потом задрал голову вверх и прокричал, - да помню я, не надо долбить, ты бог или дятел? Оххх, - он казался явно расстроенным, посмотрел презрительно на бухгалтершу, тяжело вздохнул, - радуйся, отмазалась, - сплюнул он, - правило имеет ремарку: если приговоренный перед смертью о других людях думает, заботится, то он подлежит временной реабилитации, но с испытательным сроком! – Рявкнул он, увидев осветившееся счастьем лицо обвиняемой, - наблюдать за тобой будем, и только попробуй кому гадость сделать, я уж тебя на сковородочке-то с лучком поджарю! ПОНЯЛА?
- Поняла, рогатенький, поняла, касатик, - закивала бухгалтерша, все еще не веря своему чудесному спасению, - как есть поняла.
- Все, исполняй, - раздосадовано процедил сквозь зубы черт и с хлопком исчез со стола. О том, что все это было на самом деле, свидетельствовал только допитый чай, да с опозданием испарившаяся со стола шляпа.
Зинаида Петровна держась за сердце, метнулась к столу, накапала себе в чашку волокардину, выпила залпом и распахнула дрожащей рукой окошко, в котором тут же показалось заискивающее лицо зав отделом маркетинга.
- Аванс? – Пропела Зинаида Петровна, - да одну секундочку, сейчас, сейчас, дорогой вы мой человек! Только заявление об уходе подпишу и в тот же момент!
И только челюсть зав отделом, поползшая вниз, была ей ответом.
А через минуту на крыше того же здания возник черт в плаще и шляпе. Последнюю он брезгливо выбросил, покопался в кармане и достал оттуда сияющий диск, потер о полу плаща, тот засиял еще пуще и приладил над головой. Бутафорские рога, хвост и прочие атрибуты на глазах исчезали сами собой, а вместо них из-под плаща расправились белоснежные крылья, а крючковатый нос и змеиные глаза сменились на печальный ангельский лик.
- Господи, и в кого только не приходится рядиться, чтобы спасти человеку душу, - вздохнул дежурный по душам ангел и устало вознесся на небеса
Комментарии (0)