В Беларуси ежегодно усыновляют 500−600 детей. Много это или мало? Сложно определить, считает психолог и учредитель центра поддержки усыновителей «Родные люди» Ольга Головнева, но здорово, что полтысячи ребят каждый год оказываются в семьях. Долгое время Ольга работала в Национальном центре усыновления и видела сотни историй — счастливых и не очень. Беседуем со специалистом о «запросах» будущих родителей, группе особого риска, праве быть мамой и причинах, по которым детей возвращают в интернаты.
Изображение носит иллюстративный характер.
— Почему будущие усыновители проходят психологическую диагностику, а обычные родители нет?
— Очень частый вопрос. И закономерный. Наши российские коллеги, например, не проводят тестирование, считают это неправильным: пока много детей в интернатах, любой, кто готов забрать ребенка и заботиться о нем, по умолчанию способен на это. Важна дальнейшая поддержка усыновителей, а не то, как мы их отсеем. Я согласна с этим, но только отчасти.
Ведь для того чтобы помогать человеку, важно знать, где его сильные стороны, а где слабые. Тесты как раз дают понять, что за темперамент у потенциального родителя, что для него будет самым сложным в воспитании.
— Были случаи, когда вы отказывали семье в усыновлении?
— К сожалению, да. Часто причина в том, что просто нет ресурса, специалистов для сопровождения этой семьи. Или у родителей нет готовности сотрудничать. Бывало, люди сами в процессе курсов подготовки понимали, что это не для них. Такое решение вызывает только уважение. Все же усыновление не для всех. И пропагандировать его с громкими лозунгами «В каждую семью — по усыновленному ребенку» не стоит.
— Можно ли вывести среднестатистический портрет усыновителей?
— Лет 10 назад это была семейная пара, которая много лет прожила вместе, среднего достатка, с высшим образованием, как правило, бездетная. Сейчас этот портрет нарисовать сложнее. Приходят люди разного возраста и уровня достатка. Помню, обратилась молодая пара: у них не было никакой проблемы с рождением своего ребенка, но решили сначала усыновить.
Иногда на этот шаг решаются одинокие мужчины. Я знаю несколько таких человек. У одного из них даже трое или четверо усыновленных детей. Ему было очень тяжело на этом пути. Все вокруг твердили: «Что-то тут не то. Почему бы ему вначале не жениться?» Нестандартная ситуация вызывала у специалистов немало опасений, сомнений, предвзятости. Но человек имеет право строить жизнь по-своему. Нужно смотреть не на формальные параметры благополучия семьи.
— Часто ли семьи приходят со списком конкретных критериев: мол, хочу девочку с голубыми глазами и кудрями?
— Был у нас случай один. Пришла женщина и говорит: «Я занимаюсь астрологией, и мне нужен ребенок, который родился вот в эту дату». Перелопатили всю базу данных. Слава Богу, такого ребенка не нашли. Почему слава Богу? Потому что если человек подходит к усыновлению с такой позиции, есть огромный риск, что ему не удастся принять ребенка таким, какой он есть. Самое важное качество усыновителя — способность быть гибким. Прыгнуть в бурный поток и уже дальше выруливать, в зависимости от того, куда вас несет.
Надо быть готовым к неожиданностям. Например, принять информацию о том, что у матери ребенка, оказывается, психическое заболевание. А не бежать в суд: мол, от меня это на старте скрыли, надо скорее отдавать ребенка обратно. Знаю такие случаи.
Изображение носит иллюстративный характер.
— Среди ребят в детских домах многие — из неблагополучных семей. То, что кровные родители были алкоголиками, скажется на характере ребенка?
— Ничего не исчезает — невозможно перечеркнуть тот же внутриутробный опыт. Но мне нравится такой образ: наследственность — это набор карт, который выпадает человеку. Он может быть удачным и не очень. Набор карт влияет на игру, но не определяет ее.
— Долго ли длится адаптация ребенка в новой семье?
— Чтобы привыкнуть к новым родителям, обстановке нужен в среднем год. Есть также мнение: сколько ребенок жил до встречи с семьей, столько же ему надо, чтобы адаптироваться. В чем-то оно практикой подтверждается.
А вот к новому статусу, социальной роли привыкнуть сложнее. Эта адаптация происходит в течение всего взросления ребенка как минимум. Причем у родителей тоже.
— Где процесс принятия проще — в семьях с детьми или без?
— У бездетных. Мы проводили научное исследование среди белорусских усыновителей. Выяснилось, что семьи с биологическими детьми — это группа особого риска. Более сложные чувства приходится переживать родителям. Нередко они с болью осознают, что у них не получается относиться к детям одинаково. Но это и не нужно.
— Стоит ли сохранять тайну усыновления?
— Вы меня спрашиваете: стоит ли обманывать ребенка? Окружить всю свою жизнь враньем? Некоторые с этим справляются. Объясняют, что это делается во благо. Хорошо это или плохо? Я не хочу давать оценку. Но знаю, что скелеты в шкафах спокойно не сидят: семья все время будет тревожиться, как бы чего не вылезло. И энергия, которую можно было бы потратить на любовь, уйдет на то, чтобы удерживать тайну. У каждого родителя — кровного и приемного — свое место в жизни ребенка.
— С какими проблемами чаще сталкиваются усыновители?
— У детей из неблагополучных семей бывают различные проблемы развития, например, пресловутый синдром дефицита внимания с гиперактивностью. А это значит — проблемы с поведением: ребенок бывает несдержанным, импульсивным, неусидчивым, не умеет сконцентрировать внимание. Педагоги с такими не справляются, а родители других детей настаивают: «Уходите из класса, ваш ребенок опасен»…
Детям, которых бросили, сложно довериться. Мамы говорят, что малыши никогда не просят помощи, все сами. Или, наоборот, ребенок готов пойти за любым встречным. Он привык, что люди каруселькой приходили и уходили из его жизни, он не знает, что есть кто-то свой.
Изображение носит иллюстративный характер.
— А как быть, если ребенок во время ссоры заявляет: «Вы мне не родители!»?
— В подростковом возрасте подобное часто случается. И родные дети тоже иногда заявляют мамам, что те плохие. Это просто манипуляция — обидная, очень болезненная, но с ней можно справиться.
— Расскажите о распространенных ошибках усыновителей.
— По моим наблюдениям, многие склонны к потаканию, гиперопеке, не умеют выстраивать границы, определять допустимое поведение. Все потому, что большая часть усыновителей, особенно женщины, не разрешила в себе внутреннего конфликта: «Какое я право имею указывать и вообще быть родителем этого ребенка?» Когда мамы и папы спокойны, они более уверены в себе. Дети их зеркалят — и их проблемы тоже уменьшаются, они становятся расслабленнее, мягче.
— Почему ребят иногда возвращают в детские дома?
— Таких случаев не так много (по информации Национального центра усыновления, в год бывает до 20 отмен), поэтому сложно вывести тенденцию. Всегда болезненно воспринимаю, когда ребенок был усыновлен в младенчестве, а его возвращают в интернат в подростковом возрасте. Начинаются подростковые трудности, а родители боятся: «Не проявляется ли это наследственность? А что тогда дальше будет? Он нас вообще всех обворует!» И общество подкидывает всякие страшные истории.
К сожалению, часто в органы опеки приходят с уже принятым решением. «Скажите, что подписать, и мы все сделаем». Внутри все выжжено, родители не чувствуют в себе сил восстанавливать отношения. Поэтому очень важно, чтобы люди были в постоянном поле поддержки, а не приходили только тогда, когда все совсем плохо.
published on according to the materials
Комментарии (0)