Красавица!

Шестилетний Андрей уже давно знал о том, что скоро у него появится братишка или сестренка. Но «скоро» — это значит завтра. В крайнем случае, послезавтра. А когда вот уже полгода тебя гладят по голове и повторяют одно и то же – мол, скоро, уже скоро к нам прилетит аист! – как-то не верится в вероятность события.

И при чем тут вообще аист? Видел Андрей этого аиста, когда летом ездил с мамой и папой в Латвию. Вряд ли такая хилая птица сможет затащить к ним на седьмой этаж увесистого малыша. А что малыши увесистые, Андрей знал точно: он видел, как соседка с трудом вытаскивает из коляски своего ребеночка.

Андрея немного пугал мамин большой живот. Мама гладила себя по нему и говорила Андрею: «Вот здесь сейчас живет твоя сестричка». С некоторых пор она стала говорить только про сестричку, хотя Андрей предпочел бы брата. Андрей как-то спросил папу: «А там точно девчонка сидит?». Папа засмеялся: «Точно-точно. Будет у тебя, Андрюха, сеструха!». Андрей тяжело вздохнул.

Наступил июль. В один прекрасный день в сад за Андреем пришел не папа, а дедушка. И сказал, что мама уехала за сестричкой, а папа ездит по магазинам и покупает детское приданое. Андрей хмыкнул. Он знал, что приданое бывает, только когда люди женятся.

Придя домой, Андрей обнаружил, что шкаф из маленькой комнаты вынесли в коридор. И вообще из старых, еще бабушкиных вещей в комнате осталась только маленькая кушеточка. Остальное было новеньким: занавески, кроватка, шкафчик, какой-то странный столик – Андрей видел такие в детской поликлинике. Там же стояла большая коляска ярко-розового цвета. Андрею почему-то стало неприятно, что такая здоровенная, противная штука стоит у них в квартире вернулся очень радостный папа и сказал, что дедушка теперь дважды дедушка, а Андрей – не просто мальчик, а старший брат. Как будто кто-то спросил Андрея, хочет ли он быть старшим братом!

Через неделю приехала мама с белым свертком, перевязанным ленточками такого же цвета, как коляска. Она положила сверток на странный столик и осторожно развернула. Андрей увидел голову, покрытую светлым, редким пушком, маленькое личико, ручки и ножки, которые шевелились как бы сами по себе. Родители и дед хором сказали: «Какая красавица!» Андрей тихонько ушел к себе в комнату. Ничего интересного. И какая уж тут красавица! Тоже мне Рапунцель.

Через месяц Андрей точно знал: его больше не любят. Рано утром папа, зевая, будил его и отвозил в сад. А забирал уже в сумерках: мама за ним больше не приходила, а у папы на работе было много дел. Андрей сидел на подоконнике, следя за тем, как деревья за окном погружаются в темноту, и ждал, когда мелькнут фары папиной машины. А дома его ждали пельмени на ужин и мультики – мама была занята своей Красавицей, а папа очень уставал за день. Андрей пробовал подходить к маме, рассказывать ей что-то, растормошить, чтобы посмеяться, как раньше. А мама говорила: «Андрюша, ты уже большой. Займись чем-нибудь». И Андрей шел рисовать, а потом умывался, смотрел мультик и сам ложился спать – его больше никто не укладывал, никто не рассказывал сказку на ночь.

Рисовал Андрей хорошо. У него были отличные цветные карандаши и листы плотной бумаги. Его картины висели на и дома – на стенках, и в вестибюле детского сада. На них по пронзительно-зеленым лугам носились игривые кони, суровые рыцарские замки крепко стояли на вершинах мощных гор, а длиннобородые волшебники в колпаках со звездами были добрыми, улыбающимися. А еще на картинах были мама, папа и он, Андрей. Всегда вместе. На конях, в замках, рядом с добрыми волшебниками.

Сегодня Андрей заканчивал очередную картину. Он нарисовал ее очень быстро – за один Обычно на создание картины у него уходило дня три. Андрей сделал последний штрих, поставил лист на стол, прислонив к лампе. Полюбовался, отнес в коридор и прикнопил к стенке. Теперь можно было идти спать.

Андрей видел сон и не знал, что папа, выйдя в коридор, замер перед его картиной. И позвал маму. Мама недовольным, сонным голосом что-то пробурчала, но папа проявил настойчивость. Маме пришлось выйти в коридор и посмотреть на картину. И тогда она ахнула и заплакала.

Утром Андрей впервые с момента отъезда мамы за Красавицей проснулся от ласкового поцелуя. Мама тормошила его: «Андрюша-хрюша, пора вставать – и в садик! А то папа на работу опоздает». Андрей сладко потянулся, улыбнулся и пошлепал на кухню, откуда доносился запах какао.

Когда он сидел за столом, папа потрепал его по макушке и сказал: «Андрюх, я вот что думаю. А не махнуть ли нам с тобой на залив, в Зеленогорск? В выходные, говорят, жара будет». На залив! Да это же мечта. «А мама?» — спросил Андрей для приличия. «А с мамой и с Наташкой мы можем сегодня съездить в парк, на Остров. Я уеду с работы часа в три, заберу тебя из сада». Андрей как-то и не вспоминал о том, что Красавицу на самом деле зовут Наташей. Для него она так и была Красавицей.

Прогулка в парк была супер! Андрей до одури накатался на аттракционах – на которые его пустили. И на лошади. И даже на лодке! На одном аттракционе даже мама с ним прокатилась. А потом мама каталась с папой на совсем взрослом аттракционе — на кресле, которое падает вниз с очень высокого столба. А ему, Андрею, доверили коляску, в которой спала Кра… то есть Наташка. Сестра у Андрея ни на что не осталось сил: ни на умывание, ни на мультик, ни на карандаши. Он уснул, присев за кухонный стол. Папа отнес его в комнату, раздел, укрыл одеялом. Вышел в коридор и еще раз посмотрел на картину. «Как думаешь, он ее снимет?» — спросил маму. Мама кивнула головой: «Конечно. Мы сами виноваты. Но мы исправимся. Я – в первую очередь». И взглянула виновато на картину: лист бумаги разделен на две части. На одной – солнце, деревья, их дом, рядом с домом – она, папа и коляска. Другая половина – абсолютно белая, пустая. И на ней нет никого, кроме Андрея.

А Андрею в это время снилось, что он рисует другую картину. На которой они все вместе едут в Зеленогорск в папиной машине. Только вот как же нарисовать коляску? Ведь она в машину не поместится… Придется рисовать Наташку без коляски — так, чтобы она выглядывала из окна! А она и правда красивая: у нее такие синие и круглые глаза. Только ресниц нет. Но может, еще вырастут?