Буквализм vs. творческое сотворчество
Вольный перевод любили делать многие российские писатели-переводчики, при этом первоначальный смыл мог изменится если не до неузнаваемости, то весьма ощутимо и становилось непонятно это все-таки больше авторское произведение или больше перевод.
Но сегодня мы поговорим не об этом, вернее не совсем об этом, а о гендерной принадлежности героев известных нам с детства персонажей. Ге́ндер (англ. gender, от лат. genus «род») — социальный пол, определяющий поведение человека в обществе и то, как это поведение воспринимается.
Известно, что в английском языке все существительные, не указывающие на пол человеческих существ, формально относятся к среднему роду, в русском же языке всё намного сложнее: существительные могут иметь и средний, и мужской, и женский род в независимости от того относятся они к человеку или нет. Но что самое важное — это род животных, если для одних животных есть противопоставление по роду (кот — кошка), а вот с теми для кого нет уже сложнее (белка, чайка, енот). И если русскоязычные писатели изначально подбирают для своих «звериных» персонажей прототипа нужного пола, то при переводе книг часто возникают проблемы неправильное решение которых переводчиком приводит либо к полной потери смысла, либо к его сильному искажению.
Переводчики “детской” литературы в большинстве случаев и не задумываются над тем, к какому гендеру относится персонаж. Механизм таков: сначала название персонажа буквально переводится на русский, а затем персонажу приписывается гендер по грамматическому роду русского слова. Полезно начать иллюстративный ряд с “Винни-Пуха”, поскольку там пример гендерного сдвига, с одной стороны, единичный, с другой стороны, структурно значимый для всего художественного целого.
Речь идет о Сове, персонаже, который в переводе Б. Заходера впервые был интерпретирован как женский, а мультипликационный фильм Ф. Хитрука дополнительно усилил феминные черты Совы в русском восприятии: Сову в нем снабдили модельной шляпкой с лентами и наделили речевыми манерами школьной учительницы. Образ готов.
Между тем все, на чем он держится, — женский род русского слова “сова”, ибо в оригинале А. Милна Owl — мужчина (вернее, мальчик, так как герои Милна представляют собой набор разных возрастных и психологических типов детей). А поскольку девочки не имеют склонности к псевдоинтеллектуальному щегольству научной терминологией и маскировке невежества риторикой, то Сова закономерным образом становится старухой-учительницей (вероятно, на пенсии).
Если бы гендерная функция этого героя ограничивалась только напоминанием о некоем социокультурном типаже , то можно было бы возразить — книжка детская, ее смысл не в том, чтобы знакомить детей с нюансами английской социальной жизни, а в том, чтобы они читали добрые, умные и смешные истории и т. д. Но в действительности мужская природа Совы влечет за собой гораздо более широкие и глубокие последствия для всей художественной структуры винни-пуховского цикла в целом.
Учтя, что Сова — мужчина, можно обнаружить, что до появления Кенги в Лесу вообще нет женщин.
В оригинале источник комизма для читателя несомненен: Кенга нарушает единство мальчишеского мира Леса тем, что она женщина и при этом взрослая. Феминность и одновременно взрослость Кенги выражаются через ее материнство. В дальнейшем она и проявляет материнское поведение по отношению ко всем, кроме Кристофера Робина (ввиду его особого статуса в художественном мире “Винни-Пуха”; примечательно, что он не участвует в совете по изгнанию Кенги). Поначалу план ее изгнания связан именно с тем, что обитатели Леса не знают, как с ней общаться. Впрочем, и в подготовке самого плана они исходят из неверных предпосылок относительно женского мышления. Вместо того, чтобы расстроиться при виде исчезновения Крошки Ру и согласиться на условия похитителей, Кенга хватает Пятачка и подвергает его ряду унизительных (в мальчишеских глазах) процедур: отмывает в ванне, нарочно тыкая ему в рот мыльной мочалкой, растирает полотенцем и поит солодовым экстрактом (в переводе Заходера — рыбьим жиром). Тем самым она демонстрирует, что не воспринимает ни “похищение”, ни “похитителей” всерьез, — она обращается с ними как с заигравшимися детьми, каковыми они на самом деле и являются.
Другой пример «Книга джунглей» Р. Киплинга, в переводе которой весьма непродуманным решением стала замена пола Багиры, который в оригинале, увы, самец. О чем подавляющее большинство россиян, которым так полюбился этот персонаж, не подозревают.
Вообще, имя Bageerah мужское. Гораздо чаще оно встречается в форме “Багир” (в том числе у некоторых народов России). В оригинале образ Багиры совершенно однозначен — это герой-воин, снабженный ореолом романтического восточного колорита. Он противопоставлен Шер-Хану как благородный герой разбойнику. В модель поведения аристократичного джигита вписываются и его инициатива примирения враждующих сторон с помощью выкупа за Маугли, и его ретроспективно рассказанная история о пленении и побеге (последнее — топос ориенталистской литературы). Отношения Багиры и Маугли в оригинале — это отношения мужской дружбы, а вовсе не материнства/сыновства.
Превращение Багиры в самку делает ясный и прозрачный киплинговский сюжет затруднительным для понимания: зачем, например, удвоение материнской опеки — разве Волчица не справляется с обязанностями по воспитанию Маугли? Затуманивается истинная природа отношений между Багирой и Шер-Ханом (герой — антигерой). Наконец, при такой трактовке образа Багиры выпадает целый ряд фрагментов из новеллы “Весенний бег”, с которыми переводчица просто не в состоянии справиться.
Сокращенная версия статьи Марии Елифёровой «Багира сказала…» Гендер сказочных и мифологических персонажей англоязычной литературы в русских переводах». Опубликованой в журнале: «Вопросы литературы» 2009, №2
published on according to the materials
Комментарии (0)